Нас ждет бум клеточных технологий

Смолянинов Александр Борисович   Если спросить случайного прохожего на улице, что он знает о стволовых клетках, то ответ, скорее всего, будет таким: что-то слышал, где-то читал, вроде бы они способны творить чудеса, но говорят, что они скорее вредны, чем полезны. Да, до массового потребителя клеточные технологии еще не дошли, а между тем в научном мире это направление биологии и медицины набирает крейсерский ход. Генеральный директор Покровского банка стволовых клеток, профессор Александр Борисович Смолянинов уверен: мир стоит на пороге бума клеточных технологий, и Россия может сделать свой важный вклад в этот научный прорыв.

– Александр Борисович, вы стояли у истоков развития клеточных технологий в нашей стране, почему вас тогда заинтересовала эта никому не известная тема?

   – В «прошлой жизни» я был успешным гастроэнтерологом, увлеченно занимающимся научной работой в Военно-медицинской академии. Подготовил и защитил перспективную докторскую диссертацию, писал монографии, занимался врачебной практикой, преподавал – в общем, имел расписанный на годы вперед план карьерного роста, был полон научных идей.

   О стволовых клетках в конце 90-х даже медики имели очень поверхностное представление, но как исследователя меня всегда интересовали новые разработки, поэтому предложение попробовать свои силы в изучении этого направления захватило, ведь это всегда так заманчиво – быть первооткрывателем.

   Как ни странно, но в нашем городе темой стволовых клеток тогда никто не занимался, и мне посоветовали встретиться с директором Института иммунологии Сибирского отделения РАМН академиком Владимиром Александровичем Козловым, который начинал первые разработки в этой области.

   Мы встретились в Москве, на научном семинаре. Маститый академик и молодой доктор наук – мы сидели на скамеечке под лестницей и, не замечая ничего вокруг, разговаривали о фантастических перспективах новой медицинской отрасли.

   Владимир Александрович предложил мне исследовать влияние стволовых клеток на восстановление стенки миокарда после инфаркта. Началась кропотливая работа по созданию теоретической и экспериментальной базы, разработке протокола применения препаратов, сбор и описание результатов, построение оптимальной модели лечения. Первые же результаты были настолько ошеломляющими, что мои коллеги готовы были поверить в ошибочность собственноручно поставленного диагноза, нежели в возможность столь быстрого и эффективного излечения пациентов.

   Всего за год удалось провести клеточную терапию 10 пациентам, у каждого из которых отмечалось существенное улучшение состояния, очевидные положительные регенеративные изменения.

   Нас начали приглашать на международные конференции в США, где оказалось, что мы идем на одном уровне с лидерами отрасли. А вот дома, в России, тема стволовых клеток вызывала скорее раздражение, чем интерес.

– Почему? Неужели было не очевидно, что мир стоит на пороге эволюционного скачка в медицине, и у вас есть шанс сказать новое слово в лечении самых тяжелых заболеваний?

   – Может быть, именно это и раздражало? Насколько триумфальными были наши выступления за рубежом, настолько же настороженно, с недоверием, а то и с откровенным отторжением в духе лысенковщины воспринимались результаты наших исследований в России.

   Разумеется, были люди, которые нас поддерживали: огромную помощь оказали заместитель начальника по научной работе Военно-медицинской академии, академик РАМН профессор Юрий Владимирович Лобзин, член-корреспондент РАМН профессор Владимир Хацкелевич Хавинсон. Но все же недоброжелателей было больше.

   Продолжение работы в рамках государственной медицины оказалось невозможным, и тогда было принято решение создавать собственную лабораторию. Но это проще сказать, чем сделать.

   Одним из идеологов создания нового предприятия был нынешний ректор Северо-Западного государственного университета имени Мечникова, профессор, доктор медицинских наук Отари Гивиевич Хурцилава, с которым мы успешно сотрудничаем до сих пор. Однако исследования в области стволовых клеток требуют очень значительных финансовых средств, взять которые неоткуда. И тогда Владимир Хацкелевич Хавинсон познакомил меня с венчурным инвестором Александром Юрьевичем Зурабовым – бизнес-ангелом, который поверил в наши начинания и обеспечил возможности для успешного развития Покровского банка.

   К слову, во всем мире новые исследования сегодня поддерживаются бизнес-ангелами – частными инвесторами, вкладывающими деньги в инновационные проекты на этапе создания и становления предприятия, это нормальная практика, но пока не очень привычная для нашей страны.

– Финансирование, разумеется, важная, но не единственная проблема, которую вам пришлось преодолеть в ходе создания Покровского банка?

   – Конечно, была еще масса организационных, технологических, кадровых и прочих трудностей. Начинали с маленького кабинетика в здании Покровской больницы, постепенно создали полноценный научно-исследовательский центр, который сегодня представляет авангард клеточных и генных технологий России.

– Что сегодня представляет собой Покровский банк стволовых клеток?

   – Это крупнейший банк персонального и общественного хранения стволовых клеток пуповинной крови в России, 13 биотехнологических лабораторий по культивированию стволовых клеток костного мозга, жировой ткани и пуповинной крови, медицинской и лабораторной генетике, многопрофильная клиника со стационаром.

   В 2010 году я стал руководителем научно-исследовательской лаборатории клеточных технологий (НИЛ) университета Мечникова. Таким образом, у Покровского банка, который является научно-производственной базой, появился клинико-диагностический исследовательский центр – получился прочный научно-исследовательский альянс замкнутого цикла.

– О возможности сохранить стволовые клетки пуповинной крови малыша знает сегодня каждая беременная женщина. Это действительно стоит сделать?

   – Стволовые клетки, полученные из пуповинной крови, на 100 процентов подходят самому ребенку, не вызывают отторжения, что позволит в будущем провести полноценное лечение с прогнозируемым результатом. Кроме того, стволовые клетки пуповинной крови могут быть с определенным успехом (около 25 процентов) использованы для лечения ближайших родственников – братьев и сестер, родителей. Так что сбор пуповинной крови становится настоящей долгосрочной страховкой здоровья для всей семьи. Уже сегодня стволовые клетки успешно применяются для лечения тяжелых форм более 80 заболеваний кардиологического, эндокринологического, неврологического, онкологического профиля. И развитие новых технологий не останавливается ни на один день.

– А что такое общественный регистр доноров стволовых клеток пуповинной крови?

   – Мы единственные в России собираем и храним стволовые клетки пуповинной крови с полным молекулярно-генетическим HLA-типированием, предназначенные не для именного, а для общественного использования.

   Доступ к реестру может иметь любое государственное лечебное учреждение. У нас есть круг больниц, с которыми мы сотрудничаем, но, к сожалению, в российском здравоохранении сложилась уже целая индустрия отправки больных на клеточную терапию за границу. Воспользоваться возможностью проводить аналогичное лечение в России, увы, никто не спешит. Создание и содержание общественного реестра стволовых клеток – дело весьма затратное, ведь в нашем хранилище уже более 6500 образцов пуповинной крови. Но мы понимаем, что в самом ближайшем будущем потребность в материале для клеточной терапии возрастет многократно.

– Давайте поговорим о том, какие перспективы открывают для обычных людей клеточные технологии.

   – В моем ежедневнике только на ближайшие две недели запланированы четыре поездки на международные научные конференции, посвященные клеточным технологиям. В мире эта тема обсуждается очень активно, и, согласно прогнозам, в 2016–2017 годах должен произойти качественный скачок в развитии новых методик лечения.

   Механизмы работы стволовых клеток уже достаточно исследованы, чтобы понимать, насколько огромен их потенциал. Сейчас стволовые клетки используются уже не только для лечения безнадежных онкологических больных, как это было в самом начале, или в кардиологии, с чего начинал я. Сегодня мы научились лечить при помощи стволовых клеток некоторые генетические заболевания, сахарный диабет I типа, ревматоидные артриты и артрозы (и тем самым можем отказаться от протезирования суставов), есть наработки в лечении тяжелых гепатитов, реабилитации больных после инфекций, например, энцефалита и менингита. У нас есть собственные разработки успешного лечения детей с тяжелыми формами ДЦП.

   Для ожогового отделения института Скорой помощи им. Джанелидзе мы создаем дермальный эквивалент, причем передаем его в стационар абсолютно безвозмездно. Эта «искусственная кожа», созданная в лабораторных условиях при помощи клеточных технологий, в два раза ускоряет заживление ожогов, делает рубцы менее заметными, а кожу более здоровой.

   Впечатляющие результаты дает использование стволовых клеток в косметологии – в косметологическом кабинете нашего центра можно пройти anti-age-процедуры с введением собственных фибробластов и стволовых клеток, выделенных из жировой ткани пациента.

   Это звучит как фантастика, но это не будущее, а то, что реально существует уже сейчас. Уверен, что в ближайшие несколько лет новые разработки примут лавинообразный характер – каждый день у нас будет новый повод удивляться возможностям клеточных технологий.

Журнал «Совершенство» апрель 2014